таким образом о своем нахождении на орбите[270]. В 1973 году астроном Дункан Лунан строит зависимость задержки радиоэха от его порядкового номера – и получает изображение, похожее на созвездие Волопаса, каким оно выглядело 13 тысяч лет назад[271]. Работа Лунана широко обсуждается советскими астрофизиками – о ней высказываются Юрий Ефремов[272], Леонид Ксанфомалити[273] и Лев Гиндилис[274]. Казанцев описывает искусственный зонд в «Фаэтах» (и даже дает ему имя – «Черный принц»)[275], Юрий Росциус ссылается на гипотезу Брейсвелла в своей статье о «робозерском диве»[276], а Феликс Зигель приходит к выводу, что именно инопланетный зонд был тем НЛО, который совершил маневр над Тунгуской[277].
Благодаря дискуссиям о зонде происходит определенное сближение советских уфологов с исследователями проблемы CETI. Весной 1974 года Зигель выступает в Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций», и ему удается произвести благоприятное впечатление на Троицкого и Кардашева[278]; Секция полагает, что в ближайшие годы «особое внимание следует уделить возможности обнаружения зондов внеземных цивилизаций, находящихся в Солнечной системе или даже на орбите вокруг Земли»[279], а значит, уфологи с их «пристальным изучением неба» могут оказаться полезны. Знаком такого сближения станет приглашение в 1975 году на Зеленчукскую школу-семинар по проблеме CETI Игоря Лисевича, который, опираясь на чтение древнекитайских источников и на анализ LDE, проведенный болгарским астрономом Ильей Илиевым, выскажет идею, что инопланетный зонд прибыл из окрестностей звезды Регул («упоминая Сюаньюань, древние авторы часто имели в виду не все созвездие целиком, а лишь район его самого яркого светила – Регула»[280]). Тогда же вопросами НЛО начнет заниматься секретарь Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций» Лев Гиндилис, общавшийся с Зигелем и решивший провести статистический анализ данных, собранных последним[281].
Увы, даже несмотря на объединение усилий, поиски внеземных цивилизаций не дают никаких результатов – а космос из источника энтузиазма постепенно начинает превращаться в источник пессимизма. Краткая формула такого пессимизма известна как парадокс Ферми: если во Вселенной существуют разумные цивилизации, то почему мы их не наблюдаем? Вопрос этот был задан физиком Энрико Ферми еще в 1950 году[282]; бурное развитие космонавтики и радиоастрономии в следующие два десятилетия, как казалось, сулило скорое разрешение парадокса, однако к середине семидесятых он вновь неумолимо навис над программой CETI. Школа-семинар в Зеленчуке в 1975 году во многом посвящена именно вопросу о «молчании Космоса», а доклады, прочитанные участниками семинара, могут быть рассмотрены как своего рода градации неуверенности. Всеволод Троицкий указывает на огромные практические трудности, с которыми столкнется любая цивилизация, желающая быть обнаруженной: для передачи сигнала в пределах Галактики нужно построить радиомаяк размером не менее 5000 км и вывести его (чтобы защитить жителей от излучения) на достаточно далекую орбиту; при земном уровне техники строительство подобного маяка займет от трех до тридцати миллионов лет. Вряд ли кто-то в Галактике делает такие маяки, и потому землянам нужно совершенствовать приемную аппаратуру для обнаружения гораздо более слабых сигналов[283]. Астрофизик Борис Пановкин поднимает вопрос «о принципиальной возможности содержательного информационного обмена (взаимопонимания) между космическими корреспондентами»[284] и приходит к выводу, что такой обмен невозможен – у разных цивилизаций, осуществляющих разную «предметно-материальную и социальную деятельность», возникают разные способы деления реальности на объекты познания, а значит, представители этих цивилизаций обречены жить в никак не сообщающихся, не переводимых друг в друга информационных мирах[285]. В чем-то похожее объяснение парадокса Ферми предлагает и Викторий Шварцман; по его мнению, сигналы от внеземных цивилизаций уже регистрируются нами, но «мощность культурной традиции, в рамках которой они [сигналы] интерпретируются, пока недостаточна для того, чтобы осознать их искусственную природу»[286]. В такой ситуации нужно отказаться от «естественнонаучного шовинизма» и привлечь к анализу имеющихся радиосигналов опыт гуманитарных наук: кто знает, вдруг цивилизации-соседки передают в космос не строгую научную информацию, но партитуры музыкальных произведений или правила игр?[287]
Итак, даже если космос не молчит, а, наоборот, настойчиво посылает сигналы – сейчас мы неспособны принять или распознать их (и неизвестно, сумеем ли сделать это в будущем). Впрочем, сомнения Шварцмана, Пановкина и других кажутся почти несерьезными на фоне всеобъемлющего пессимизма Иосифа Шкловского. Шкловский полагает, что, если бы в Галактике действительно существовали высокоразвитые цивилизации, они неизбежно (в силу ограниченности ресурсов родной планеты) стали бы осваивать и преобразовывать соседние звезды, и по Галактике начала бы распространяться «сильная ударная волна разума»[288]:
…имеются логические основания считать, что по крайней мере некоторая часть цивилизаций <…> должна стать фактором космического характера, охватив своей преобразующей деятельностью отдельные планетные системы, галактики и даже Метагалактику. Но в таком случае следовало бы ожидать наблюдаемые проявления этой разумной космической деятельности. В свое время (1962 г.) мы такой феномен назвали «космическим чудом»[289].
Однако до сих пор человечество не нашло «космических чудес», а все загадочные сигналы из космоса (вроде сигналов от СТА-102 или от пульсаров) удалось объяснить естественными причинами. Соответственно, «подростковый оптимизм» шестидесятых годов должен быть дезавуирован: «вывод о том, что мы одиноки, если не во всей Вселенной, то, во всяком случае, в нашей Галактике или даже в местной системе галактик, в настоящее время обосновывается не хуже, а значительно лучше, чем традиционная концепция множественности обитаемых миров»[290]. Это значит, что разумная жизнь в космосе чрезвычайно редка, возможно, она вообще имеется только на Земле, и человечеству просто неоткуда ждать сигналов и позывных.
Мрачная теория Шкловского, представленная на Зеленчукской школе-семинаре, а в 1976 году опубликованная в «Вопросах философии»[291], вызовет яростное неприятие со стороны всех энтузиастов CETI (с ней ярко полемизирует Станислав Лем[292], с ней не согласен Кардашев[293], ее пытается оспорить Троицкий[294]), однако станет довольно популярна у советской публики.
И, кажется, причина такой популярности связана вовсе не с астрономией.
К середине семидесятых советское общество полностью становится потребительским и криптобуржуазным; брежневская политика «стабильности кадров» в сочетании с недостатками планирования и хлынувшим в страну (после роста цен на нефть в 1972 году) потоком денег приводит к формированию теневой экономики и расцвету блата – в свою очередь помогающим советским людям извлекать «нетрудовые доходы», доставать редкие товары, самостоятельно и неофициально решать самые разные проблемы[295]. Возникает новый для СССР антропологический тип самонадеянного индивидуалиста, прагматичного циника, более всего озабоченного не вопросами мировой революции и освоения космоса, но обустройством собственной квартиры и дачи. Статья Шкловского, завершающаяся словами о возможной
